Сладкий папочка - Страница 10

Так вот, собрав в кучу все то, что не удалось продать, Эрл наполнял бочку водой и все это варил, после чего за двадцать пять центов оттуда можно было выбирать себе все, что душа пожелает. Эрл клал облюбованный вами кусок на обрывок толстого пергамента с ломтиком хлеба от миссис Берд, и вы поедали свою порцию за покрытым линолеумом столиком в углу. В мясной лавке все шло в дело. Когда же из металлической бадьи выбиралось все возможное, Эрл в очередной раз собирал остатки, перемалывал их, добавив туда ярко-желтой кукурузной муки, и продавал это в качестве корма для собак.

Кейтсы были бедны как церковные мыши, но белой голытьбой их никто никогда не называл. Мисс Джуди была уважаемой набожной женщиной, сумевшей поднять свое семейство до уровня белых бедняков. Разница между белой голытьбой и белыми бедняками весьма зыбкая, но если вы белый бедняк, в Уэлкоме перед вами открыты многие двери, которые закрыты перед белой голытьбой.

Жалованья мисс Джуди, служившей делопроизводителем у единственного в Уэлкоме дипломированного бухгалтера, вместе со скудным доходом Харди едва хватало, чтобы платить за крышу над головой. Когда я поинтересовалась у Ханны, где же их папа, она ответила, что он сидит в тюрьме города Тексаркана, правда, выяснить, за что, мне так и не удалось.

Возможно, тяжелое прошлое семьи и явилось причиной, заставившей мисс Джуди установить бесспорный рекорд по посещениям храма. Каждое воскресное утро и вечер среды ее можно было видеть в церкви на одной из первых трех скамей, где присутствие Господа ощущалось с наибольшей силой. Подобно многим обитателям Уэлкома, мисс Джуди судила о человеке на основе его вероисповедания. Поэтому мое признание в том, что мы с мамой в церковь не ходим, привело ее в замешательство.

– Да, но кто ты все-таки? – пытала меня она, пока я не выдала, что, по-моему, я отошедшая от церкви баптистка.

Это признание повлекло за собой другой коварный вопрос:

– Из прогрессивных или реформатов?

Смутно представляя себе разницу между первым и вторым, я брякнула, что, по-моему, мы с мамой прогрессивные баптисты. Лоб мисс Джуди нахмурился. Она сказала, что в таком случае нам следует ходить в Первую Баптистскую церковь на Мейн, хотя, насколько она поняла, у них во время воскресной службы на первом плане выступления рок-групп и хора девочек.

Позже, пересказывая этот разговор мисс Марве, я возмущалась: «Я же сказала «отошедшая от церкви», а это означает, ходить в церковь я не обязана». Однако мисс Марва на это возразила, что в Уэлкоме не существует такого понятия, как «отошедшая от церкви», и что я могу ходить с ней и ее другом Бобби Рэем во внеконфессиональную церковь «Агнец Божий» на Саут-стрит, поскольку хоть там играют на гитаре вместо органа и практикуется открытое причащение, зато потлак у них самый лучший в Уэлкоме.

Мама против моих посещений церкви с мисс Марвой и Бобби Рэем не возражала, заметив, правда, что сама она, пожалуй, еще какое-то время побудет «отошедшей от церкви» Вскоре у меня вошло в привычку по воскресеньям ровно в восемь приходить к трейлеру мисс Марвы, съедать на завтрак запеканку с колбасой или блинчики с орехами пекан, а затем с мисс Марвой иБобби Рэем отправляться в «Агнец Божий».

Живя в одиночестве, без детей, мисс Марва решила взять меня под свое крыло. Узнав, что единственное мое хорошее платье мне стало мало, она предложила сшить новое. Целый час я с удовольствием копалась в отрезах дешевой ткани, которые она хранила в своей швейной комнате, пока не отыскала рулон красной материи в мелкий желто-белый цветочек. За каких-то пару часов мисс Марва соорудила мне на скорую руку простенькое платьице без рукавов с овальным вырезом. Я примерила его перед продолговатым зеркалом на двери ее спальни. Платье, к моему восторгу, выгодно подчеркивало изгибы моего еще не оформившегося юношеского тела и немного взрослило.

– О, мисс Марва, – радостно воскликнула я, обвивая руками ее крепкую фигуру, – вы лучше всех! Огромное вам спасибо. Тысяча благодарностей.

– Пустяки, – отозвалась она. – Не могу же я взять в церковь девочку в штанах.

Неся платье домой, я по наивности думала, что мама обрадуется подарку. Но она вместо этого завелась и разразилась целой тирадой по поводу благотворительности и сующих свой нос куда не следует соседей. Она буквально тряслась от злости и вопила, пока я не разрыдалась, а Флип не вышел из прицепа за пивом. Я протестовала, говоря, что это подарок, что у меня нет ни одного платья и что я ни за что на свете, хоть режь меня, с ним не расстанусь. Но мама вырвала у меня подарок из рук, запихнула его в пластиковый пакет из бакалеи и, возмущенная до глубины души, вышла из дома и решительно направилась к трейлеру мисс Марвы.

Я плакала в три ручья, до изнеможения, решив, что мне теперь запретят ходить к мисс Марве. Ну почему, думала я, почему у меня самая эгоистичная на свете мама, для нее гордость важнее душевного благополучия собственной дочери. Ведь каждый знает: девочкам появляться в храме в брюках нельзя, а стало быть, я из-за этого навсегда останусь нехристем, буду жить без Бога и – что самое скверное – без самого лучшего в городе потлака.

Однако с мамой за то время, что она отсутствовала, что-то произошло. Когда она вернулась, ее лицо обрело умиротворенное выражение, а голос стал спокойным. С красными, будто от слез, глазами, она держала в руках мое новое платье.

– Вот, Либерти, – смущенно сказала она, всучив мне хрустящий пакет. – Можешь взять платье. Иди сунь его в стиральную машину да добавь ложку питьевой соды, чтобы отбить запах сигаретного дыма.