В течение последующих двух недель я виделась с Харди несколько раз – один обед, один ужин и одна длительная прогулка. В наших с ним беседах, молчании, в обретенном нами вновь взаимопонимании я стремилась соединить образ этого взрослого мужчины, которым стал Харди, с тем мальчишкой, которого я когда-то знала и по которому тосковала. И с болью в сердце сознавала, что это два разных человека... но ведь и я тоже уже не та.
Мне было важно понять, что за чувство я испытываю к Харди теперь и чем оно отличается от того, которое жило в моей душе раньше. И как отнеслась бы я к нему, познакомься мы с ним сейчас?
Сказать это с уверенностью я не могла. Но Боже мой, до чего ж он все-таки был обаятельным! Как он умел найти подход к людям! Он всегда был таким. Мне с ним было очень легко, я могла говорить с ним обо всем на свете. Даже о Гейдже. – Расскажи, какой он, – попросил Харди, держа меня за руку и перебирая мои пальцы. – Правда ли то, что о нем говорят?
Зная репутацию Гейджа, я с улыбкой пожала плечами: – Гейдж, он... хорошо образован и воспитан. Но многие его боятся. Мне кажется, его проблема в том, что он безупречен во всем. И окружающие считают его неуязвимым. А он просто очень закрытый человек. Такие, как он, никого не подпускают к себе близко.
– Но к тебе-то это явно не относится.
Я снова пожала плечами и улыбнулась:
– Ну, вроде бы да. Мы сблизились с ним совсем недавно... а тут...
А тут появился Харди.
– Что тебе известно о его компании? – как бы между прочим поинтересовался Харди. – Не могу понять, как это человек из техасской семьи, со связями в крупном нефтяном бизнесе занимается такой ерундой, как топливные элементы и биодизели.
Я улыбнулась:
– Такой уж он есть, этот Гейдж. – И, отвечая на наводящие вопросы Харди, я выложила ему все, что знала о технологии, над которой работала компания Гейджа. – У них сейчас крупная сделка, связанная с биотопливом. Гейдж планирует установить на громадном нефтеперегонном заводе в Далласе оборудование для приготовления шихты, где они будут смешивать биодизель с другими видами топлива и распространять его по всему Техасу. И переговоры, как мне кажется, идут довольно активно, – сказала я и, расслышав в своем голосе нотку гордости за Гейджа, прибавила: – Черчилль считает, только Гейджу под силу провернуть такое дело.
– Должно быть, ему черт знает сколько всего пришлось преодолеть на своем пути, – заметил Харди. – В некоторых районах Техаса только скажи слово «биодизель» – и мигом схлопочешь пулю в лоб. А какой это нефтеперегонный завод?
– «Медина».
– Да, завод будь здоров. Ну, думаю, у него все получится. – И, взяв меня за руку, Харди ловко перевел разговор на другую тему.
К концу второй недели Харди привел меня в один ультрасовременный бар, напоминавший космический корабль: стерильно пустой интерьер с сине-зеленой подсветкой; маленькие столики размером с подставки для стаканов держались на ножках вроде коктейльных соломинок. Это было новомодное крутое местечко, куда ходить считалось престижным, и тамошняя публика выглядела чрезвычайно модно, хотя чувствовала себя там, по-видимому, не очень комфортно.
Держа виски «Саутерн комфорт» со льдом, я огляделась по сторонам и не могла не отметить, что несколько женщин с интересом погладывают на Харди. Что ж, ничего удивительного – ведь такого красивого, такого представительного парня еще поискать. А со временем, когда его успешность будет бросаться в глаза, он станет еще более завидной партией.
Я допила виски и попросила еще. В этот вечер мне что-то никак не удавалось расслабиться. Мы с Харди попытались поговорить, стараясь перекричать рев живой музыки, но все мои мысли были сосредоточены вокруг Гейджа: я ужасно по нему скучала. Я не видела его уже несколько дней. Меня измучила совесть: я поняла, что, попросив его проявить терпение, пока я разбираюсь в своих чувствах к другому мужчине, слишком многого от него хотела.
Харди ласково поглаживал большим пальцем костяшки моих пальцев. В шуме грохочущей музыки его голос прозвучал совсем тихо:
– Либерти. – Я подняла голову. Глаза Харди в искусственном освещении горели каким-то фантастическим синим огнем. – Детка, давай уедем отсюда. Пора нам с тобой кое-что прояснить.
– А куда поедем-то? – еле слышно спросила я.
– Ко мне. Нам надо поговорить.
Я заколебалась, тяжело сглотнув, собралась с духом и отрывисто кивнула. Еще раньше, в начале вечера, Харди уже показывал мне свою квартиру – я сама приехала к нему, чтобы не ждать, пока он заедет за мной в Ривер-Оукс.
По дороге в даунтаун мы практически не разговаривали, но Харди все время держал меня за руку. Мое сердце билось, как крылышки колибри. Я не знала в точности, что сейчас произойдет и чего я хочу.
Мы подъехали к роскошной высотке, и Харди привел меня к себе, в свою просторную квартиру, уютно обставленную мебелью, обитой кожей и стильной тканью с грубым плетением. Кованая лампа с абажуром из текстурированного пергамента слабо освещала гостиную.
– Хочешь что-нибудь выпить? – предложил Харди.
Я, стоя у двери, сцепив пальцы, отрицательно покачала головой:
– Нет, спасибо. Мне в баре хватило.
Шутливо улыбаясь, Харди приблизился ко мне и прижался губами к моему виску.
– Волнуешься, зайка? Но ведь это всего лишь я. Твой старый друг Харди.
Я судорожно вздохнула и прильнула к нему.
– Да, я тебя помню.
Он обнял меня, и мы долго стояли так, дыша в унисон.
– Либерти, – прошептал Харди, – помнишь, я как-то сказал тебе, что ты всегда будешь для меня самой желанной?
Я кивнула, прижимаясь к его плечу: