– Я согласна на все, кроме сырой рыбы.
– Они ее там так готовят, что тебе понравится.
– Ну ладно. – «Ведь миллионы-то людей едят суши, и ничего, живы да еще всем рассказывают о своем опыте, – подумала я, – а раз так, то и мне тоже можно попробовать». – Когда ты за мной заедешь?
– В восемь.
Я задумалась, смогу ли найти няньку, которая согласилась бы остаться с Каррингтон до полуночи. Я понятия не имела, сколько берут няньки. И как Каррингтон посмотрит на то, чтобы остаться под надзором постороннего человека.
– Отлично, – сказала я. – Попробую найти няньку, и если вдруг возникнут проблемы, тебе перез...
– Няньку, – резко перебил меня Майк. – Для кого это няньку?
– Для моей младшей сестры.
– О! Она ночует у тебя?
Я заколебалась с ответом. – Да.
Ни с кем в салоне «Уан» я не обсуждала свою личную жизнь. Ни одна живая душа, даже Энджи, не знала, что у меня на пожизненном попечении четырехлетний ребенок. И хоть я понимала, что Майка следовало бы поставить об этом в известность сразу же, но дело было в том, что мне уж очень хотелось пойти на свидание. Вся моя жизнь была сосредоточена вокруг ребенка, и казалось, что так будет всегда. А Энджи предупредила, что ее брату девушка с довеском не нужна, он якобы все хочет начать с чистого листа.
– Уточни, что такое «довесок», – попросила я.
– Ты когда-нибудь жила с кем-то может, была помолвлена или замужем?
– Нет.
– Страдаешь каким-либо неизлечимым заболеванием?
– Нет.
– Находилась ли на лечении в реабилитационном центре? Участвовала в программе «Двенадцать шагов»?
– Нет.
– Обвинялась в тяжких преступлениях или прочих судебно наказуемых правонарушениях?
– Нет.
– Лечилась у психиатра?
– Нет.
– Неблагополучная семья?
– Вообще-то у меня нет семьи. Я вроде как сирота. Вот только...
Не успела я сказать о Каррингтон, как Энджи в избытке чувств воскликнула:
– Господи Боже мой, да ты просто идеальный вариант! Ты Майку понравишься.
С формальной точки зрения я не лгала. Но умолчать о чем-то зачастую все равно что солгать, и большая часть людей определенно посчитали бы Каррингтон довеском. И по моему убеждению, оказались бы категорически не правы. Каррингтон не была довеском и не заслуживала того, чтобы ее валили в одну кучу с неизлечимыми болезнями и тяжкими преступлениями. К тому же если я не придиралась к тому, что Майк разведенный, то и ему не следовало бы придираться к тому, что я одна воспитываю сестру.
Первая часть свидания прошла гладко. Майк оказался красивым молодым человеком с густыми светлыми волосами и приятной улыбкой. Мы ужинали в японском ресторане с каким-то непроизносимым названием. Официантка подвела нас к столику, который, к моему удивлению, оказался на уровне моих колен, и мы уселись на подушках, лежавших прямо на полу. Я, к несчастью, надела не самые свои лучшие брюки, потому что лучшие, черные, сдала в чистку. Те, которые пришлось надеть, тоже черные, были мне слишком узки в шагу, в результате, сидя на полу, я испытывала страшный дискомфорт в течение всего ужина: брюки врезались мне в зад. Несмотря на то что суши были изумительно приготовлены, я, закрывая глаза, могла бы поклясться, что ем рыбу прямо из садка. И все же приятно было в субботний вечер ужинать в изысканном ресторане, а не в одной из тех забегаловок, где к меню дают карандаш.
Майку было где-то около двадцати пяти, однако, несмотря на возраст, чувствовалась в нем какая-то инфантильность. К его телу это не имело отношения, нет – он был красив и подтянут. Но уже через пять минут общения с ним я узнала, что он все еще никак не развяжется со своей женой, хотя развод состоялся.
Развод, он сказал, был мучительным, но он обвел свою бывшую вокруг пальца: та думала, что, отвоевав у него собаку, многого добилась, а на самом деле Майк в глубине души никогда эту собаку не любил. Он все рассказывал и рассказывал, как они делили пожитки и, чтобы никто не остался обделенным, даже парные лампы распиливали.
После ужина я предложила Майку зайти ко мне посмотреть фильм, и он согласился. Как только мы добрались до квартиры, у меня будто гора с плеч свалилась. За все время нашей жизни в Хьюстоне я впервые оставила Каррингтон с нянькой и поэтому весь вечер волновалась, думая о ней.
Няньку звали Бриттани. Это была двенадцатилетняя девочка из нашего дома, которую мне посоветовала женщина главного офиса. Бриттани клятвенно заверила меня, что уже много раз оставалась сидеть с местными детишками и если вдруг возникнут какие проблемы, то ее мать всего на два этажа ниже под нами.
Я расплатилась с Бриттани, поинтересовалась, как все прошло, и она ответила, что они с Каррингтон отлично поладили. Они готовили поп-корн, смотрели диснеевский мультик, а потом Каррингтон принимала ванну. Была только одна проблема – уложить Каррингтон в постель.
– Она все время встает, – сказала Бриттани, беспомощно пожимая плечами. – Никак не засыпает. Простите, миссис-мисс...
– Либерти, – подсказала я. – Ничего страшного, Бриттани. Все хорошо. Надеюсь, в будущем, если понадобится, ты снова нас выручишь.
– Конечно. – Пряча в карман пятнадцать долларов, которые я ей заплатила, Бриттани ушла, небрежно махнув мне через плечо рукой.
В это самое время дверь спальни распахнулась, и в большую комнату влетела Каррингтон в пижаме.
– Либерти! – Она обняла меня за ноги и прижалась, как будто мы с ней не виделись целый год. – Я скучала по тебе. Ты куда ходила? Почему тебя так долго не было? А кто этот дядя с желтыми волосами?
Я бросила быстрый взгляд на Майка. Он хоть и заставил себя улыбнуться, но было ясно, что время для знакомства неподходящее. Его взгляд медленно блуждал по комнате, задержавшись на миг сначала на потертом диване, потом на облупившихся островках на кофейном столике. Меня удивило, что я невольно начинаю занимать оборонительную позицию, а также сознание того, что смотреть на себя его глазами оказывается так неприятно.