Сладкий папочка - Страница 53

К оглавлению

Я нагнулась и поцеловала сестренку в волосы.

– Это мой новый друг. Мы собираемся посмотреть видео. А тебе следует быть в постели. И спать. Ступай, Каррингтон.

– Я хочу, чтобы ты легла со мной, – запротестовала она.

– Нет, мне еще не пора спать, спать пора тебе. Иди.

– Но я не устала.

– Это не важно. Иди ложись и закрой глазки.

– Ты подоткнешь мне одеяло?

– Нет.

– Но ведь ты всегда подтыкаешь мне одеяло.

– Каррингтон...

– Ничего, ничего, – сказал Майк. – Иди, Либерти, подоткни ей одеяло, а я пока просмотрю видео.

Я благодарно ему улыбнулась.

– Я только на минуточку. Спасибо, Майк.

Я отвела Каррингтон в спальню и закрыла за собой дверь. Каррингтон, как большинство детей, имея на своей стороне тактическое преимущество, не знала жалости. Обычно, когда что-то бывало не по ней, я, ни минуты не сомневаясь, оставляла ее плакать и орать сколько душе угодно. Но сейчас мы обе знали: я не хочу, чтобы она устраивала сцену перед посторонним человеком.

– Я буду вести себя тихо, если ты разрешишь оставить свет, – начала она торговаться.

Я уложила ее в постель, укрыла до подбородка одеялом и дала книжку с картинками, которую взяла с ночного столика.

– Хорошо. Лежи в постели и... я не шучу, Каррингтон... чтобы я ни звука от тебя не слышала.

Она раскрыла книгу.

– Я не умею читать сама.

– Ты все слова знаешь. Мы с тобой сто раз читали эту сказку. Лежи и будь хорошей девочкой. А не то пеняй на себя.

– Что значит «пеняй на себя»?

Я грозно на нее посмотрела:

– Четыре слова, Каррингтон. Угомонись и лежи смирно.

– Ладно. – Она умолкла, закрывшись книгой, так что оставались видны только ее маленькие ручки, сжимавшие с обеих сторон обложку.

Я вернулась в гостиную. Майк неподвижно, словно каменный, сидел на диване.

В определенный момент отношений с мужчиной, не важно, встретились вы один раз или сотню, наступает момент, когда безошибочно знаешь, какое место этот человек займет в твоей жизни. Либо ты понимаешь, что этот человек станет важной частью твоего будущего, либо что он только временный гость, который если и исчезнет, сокрушаться не будешь. Я пожалела, что пригласила Майка. Мне захотелось, чтобы он поскорее ушел, и тогда можно было бы помыться и лечь в постель. Я улыбнулась.

– Нашел то, что хотел бы посмотреть? – спросила я.

Он покачал головой, указывая на три взятых напрокат фильма на кофейном столике.

– Я их уже видел. – Он растянул губы в какой-то картонной улыбке. – У тебя просто залежи детских фильмов. Твоя сестра, как видно, часто остается у тебя?

– Она со мной все время. – Я присела рядом. – Я опекунша Каррингтон.

Он казался сбитым с толку.

– Значит, она не уедет отсюда?

– Куда уедет? – переспросила я, и на моем лице, как в зеркале, отразилось его замешательство. – Наши родители умерли.

– О... – Он отвел взгляд в сторону. – Либерти... а она тебе точно сестра, не дочь?

Неужели? Я не ослышалась?

– Хочешь знать, нет ли у меня ребенка, о котором я ненароком подзабыла? – спросила я, скорее потрясенная, чем разгневанная. – Или хочешь спросить, не лгу ли я? Она мне сестра, Майк.

– Извини. Извини. – Его лоб сморщился от досады. А потом он быстро заговорил: – По-моему, вы не очень-то похожи. Но мать ты ей или нет, значения не имеет. Итог-то ведь один, не так ли?

Прежде чем я успела что-то ответить, дверь спальни с шумом распахнулась, и в комнату ворвалась взъерошенная Каррингтон.

– Либерти, у меня кое-что случилось.

Я вскочила с дивана, как с горячей плиты.

– Что? Что случилось?

– Кое-что само проскочило мне в горло без моего разрешения.

Ах что б тебя!

Вокруг моего сердца колючей проволокой обвился страх.

– Что проскочило тебе в горло, Каррингтон?

Ее лицо сморщилось и покраснело.

– Мое пенни на счастье, – ответила она и заплакала.

Пытаясь справиться с паникой и не потерять способности мыслить здраво, я вспомнила побуревшее пенни, которое мы подобрали на обитом ковровым покрытием полу лифта. Каррингтон хранила его в тарелке на нашем ночном столике. Я бросилась к ней и подхватила ее на руки.

– Как тебя угораздило его проглотить? Как эта грязная монетка оказалась у тебя во рту?

– Не знаю, – ревела она. – Я просто положила ее туда, а она взяла и проскочила в горло.

Я как сквозь туман осознавала присутствие Майка, мямлившего что-то вроде, как все не вовремя и, может, он лучше пойдет. Мы не обращали на него никакого внимания.

Я схватила телефон и, не отпуская Каррингтон с колен, набрала номер врача.

– Ты же могла подавиться, – отчитывала я ее. – Каррингтон, не смей никогда больше ничего класть в рот: ни пенни, ни пятицентовые, ни десятицентовые монетки – ничего постороннего. Ты не повредила себе горло? Когда ты ее проглотила, она прошла до самого конца?

Каррингтон, перестав плакать, важно задумалась над моими вопросами.

– Кажется, я чувствую его у себя под грундиной, – ответила она. – Он застрял там.

– Нет такого слова «грундина». – Мой пульс стучал, как отбойный молоток. Оператор на телефоне перевел меня в режим ожидания. Я лихорадочно соображала, может ли проглоченный пенни вызвать отравление металлом. Из чего делают пенни? Из меди? Не засядет ли этот пенни где-нибудь в пищеводе у Каррингтон и не потребуется ли операция по его удалению оттуда? Сколько, интересно, будет стоить такая операция?

Женщина на другом конце провода была возмутительно спокойна, выслушивая описание нашего чрезвычайного случая. Она записала информацию и сказала, что педиатр перезвонит мне через десять минут. Я повесила трубку, продолжая держать Каррингтон на руках, которая сидела у меня на коленях, свесив голые ноги.